первыйпредыдущие
*********
Помни, малыш, нельзя - это только слово,
Нет ни в какой любви ничего дурного,
Мертвой вода не станет из родниковой,
Даже когда сомкнется над головой.
Рыцаря сын, со временем тоже рыцарь,
Ты был рожден с любым негодяем биться,
Долго творится, быстро лишь говорится,
Годы пройдут, пока твой наступит бой.
Дочке же короля вышивать на пяльцах,
Пальцы колоть иголкой, любить паяцев,
Вырасти, чтоб чудовищ любых бояться,
Чтоб ожидать спасителей - вот закон.
В общем-то эта сказка тебе знакома:
Тот, кто спасёт принцессу, убьёт дракона.
Но иногда ломаются все каноны,
Мальчик мой, ты ведь понял, что сам дракон.
Я обещал лишь правду и только правду,
Замок твой здесь - от полной луны направо.
Та, что придёт однажды тебя исправить,
Знает - совсем неважно, кто победит,
То, что не все ключи открывают двери,
То, что порой и правде не стоит верить
И что нельзя принцессу спасти от зверя,
Если тот зверь сидит у неё в груди.
***
Тот, кто рождён драконом, устал бороться,
Вот бы закрыть навечно глаза-бойницы.
Я ведь совсем не тот, кого все боятся,
Я ведь совсем не тот, с кем ты хочешь биться,
Я же сам в этой крепости под замком.
Жжётся крапива в сердце - не удивляйся,
Раны цветут красивее эдельвейса.
Боль побеждает, сколько ты с ней не бейся,
Страх побеждает, но ты меня не бойся,
Бойся принцессу - ту, что внутри дракон.
***
Несмотря ни на что, ты слышишь, слышишь! - мы не похожи,
И когда буду падать в воду, не нужно меня ловить.
Из всех сказок о смерти - самая страшная о любви
Между зверем снаружи и тем, что живет под кожей.
(с) Rowana мне очень хочется переделать последние строчки на "Из всех сказок о смерти - самая страшная о любви Между зверем снаружи и тем, что живет внутри" - и покричать чайкой
*********
Говоришь "халва", повторяешь "халва-халва",
Маслянистым зноем сочатся во рту слова,
Караван-верблюд бредет по арык-реке,
Бухара и Хива тают на языке.
Ойли-вэйли, брат Ташкент, побратим Багдад,
Золотая жажда, пламенная орда,
Минарет уколет небо в седой висок,
Кровь черным-черна закапает на песок.
На крови взойдут дворцы, прорастет трава,
Зацветет миндаль, закружится голова,
Лишь на грани слуха – шепот: "Уйди, уйди... "
То звезда Полынь горит у меня в груди.
Голубая смерть, вспоровшая горло сталь –
Се грядет конец, молись и считай до ста,
Но, пока еще лоснятся барханьи спины,
Разжигай кальян, в стакан наливай шербет
И садись смотреть, как мелко дрожит хребет
Иудейских гор в подвздошье у Палестины.
(с) Светлана Ширанкова
*********
обернешься вокруг себя за год, мир вдруг стал кадавр и кавардак.
я стою – никому не служанка и не хозяйка, а так:
сорная трава, перекати-поле, блуждающий огонек;
невпопад, невовремя, невдомек.
выпавший слог, невыученный урок,
скомканный флаг.
вот бог, вот порог;
всех благ.
врет ли карта со дна колоды, видно ли звезды со дна колодца;
слово, идущее горлом – оборвется ли, отзовется.
голос обещанный, голос брешущий и зловещий:
вечная женщина видит и знает вещи,
даже не названные, особенно онемевшие.
я вижу: воском свечным лед в реке подтаял,
белая птица летит поперек одуревшей стаи;
а что с нами станет –
я не знаю.
(c) Ксения Желудова
*********
Тёмные воды, глаза человечьи, когти ли, пальцы ложатся на плечи мне. Был дураком или просто доверчивым, разве не всё равно?
Имя и жизнь, ненароком отнятые, я разделяю с тобой, как проклятие, знаю давно, каково обнимать тебя - будто идти на дно. Стынут на дне корабли и сокровища, мягко им спать, ничего здесь не стоящим, света не нужно морскому чудовищу, нужен ли буду я? Каждая буря когда-нибудь кончится, волны поют о своëм одиночестве, что им слова - только рыбные косточки, ломкая чешуя. Правда твоя тяжела, не по силам мне, больше не скрытая маской красивою, сколько мы вместе с тобою носили их - было и не вернëшь, что оставалось мне нужного, важного, всё разметало, как листья бумажные. Ты ли мой суженый, ты ли мой ряженый в липкую чёрную ложь.
(c) Last_aT *прочитать после "сокола и ворона" и покричать чайкой*
*********
После Самайна не собирай груши, не рви шиповника –
это всё не про нашу душу, не для нас приготовлено.
После Самайна не трогай ни яблок, ни рябины красной, неугасимой –
это для тех, кто не в Мире Явном, кто в подземных реках, в высоких сидах.
Вот они едут ночами сырыми, тёмными – королевы и рыцари с маленькими пажами –
и срывают твои коричневые, и антоновку, и какие-то белые – вроде их не сажала.
Заплетаются ветви, и чудится, что – серебряные, что ни яблоко – то с Инис Витрин, с Эмайн Аблах.
...Если очень темно и страшно, больно и ветрено, собери горючей рябины, последних яблок.
Это то же, что сунуться в сид без холодной стали, пить летейскую воду, давить ноябрю на жалость.
Только бросишь огрызок в траву – а она золотая,
и знакомый ручей тебя больше не отражает.
(с) Мария Фроловская
*********
говорит об осени тихо-тихо, заплетая в косы клубы тумана, а потом смеётся, взметая вихрем разноцветных юбок листву. в карманах носит моё сердце, янтарь и ночи, что теперь становятся всё длиннее. говорит об осени, но пророчит нечто внесезонное. не пьянея больше от рассказов о южном море, слушает их, вежливо улыбаясь, и такой комок подступает к горлу, что я обрываюсь, как голубая лента горизонта, сменяясь серой. говорит об осени, суетливо вкладывая в книжки цветные перья перелётных птиц. за плакучей ивой прячется от глупых прямых вопросов, на ветвях качая чужое имя.
говорит, смеясь, что приходит осень, и целует холодно, зимно-зимно.
(с) maybe anny
*********
Заключенных в бетон не слышит осенний бог,
Золотая листва темнеет под их ногой.
Произносят они: престиж, зарубеж, кредит -
И осенний бог с ними больше не говорит.
Я однажды проснулся таким, как все,
Это было не страшно почти совсем.
И в проталину мыслей взглянув, сказал:
Биржа, акции, план, тренажерный зал.
Боже, как это все в меня забралось?
Будто чужой прогрызло меня насквозь.
Я скачал приложения, надел костюм -
Златокудрый бог все так же беспечно юн.
Вновь приходит осень, яростна и темна,
Королевство фей отворяется на Самайн.
Только я слишком занят - лиды, дела,
Но распахнуты двери во всех балах.
И туман, густой что свежее молоко,
Над заросшим пру́дом, где зябко и глубоко.
Тихо свищет флейта ночью среди холмов,
И ей вторит моя неблагая кровь:
Я снимаю бейдж, сбрасываю звонок,
Протянув мне руку, смеется осенний бог.
Из ольхи и дубовых листьев на нем венок,
(Кто пришел к нему - больше не одинок).
Остается забытый город в сырой дали,
Мне теперь танцевать в холмах неблагой земли,
Собирать чернику и яблоки, бересклет,
Словно день пролетят десять сотен лет -
Десять сотен самых счастливых лет
(с) white garden *дочитала "трое для одного" (про фэйри) и как хорошо легло *не хватает смайла с разбитым сердцем** *********
Сушила косы у огня:
Задумчиво водила гребнем,
Янтарный блеск волной гоня.
А в доме пахло тёплым, хлебным.
Копили камни печки жар
Для завтрашнего каравая,
В корзиночке клубок лежал –
К готовой варежке вторая.
Покой дарило то тепло
С размеренностью дел насущных.
В буфете тёмном за стеклом
Сверкали баночки радушно:
Крыжовник и сироп из роз,
Смородина с листами вишни…
Посапывал, свернувшись, пёс,
Дрова трещали еле слышно.
Часов неторопливый ход
Звучал биеньем сердца дома,
Берёг от суетных хлопот
Уклад нехитрый и знакомый.
В плетёнке нежились коты,
Дышало в полотенце тесто.
Не убоявшись тесноты,
Всё находило себе место.
Весь мир вместился в этот круг,
И веяло простым и вечным
От плавных взмахов женских рук,
Согретых отсветами печки.
(с) Ольга Тоболенская